Вдруг его внимание привлекла панель за унитазом. Что-то в ней показалось ему странным. Наклонившись поближе, он внимательно осмотрел один из четырех винтов, крепящих панель к стене. Что там возле одного из винтов — царапина? Нет. Он открутил винт и увидел человеческий волос, аккуратно обмотанный вокруг резьбы. Именно его конец, слегка высовывавшийся из-под головки винта, и напоминал царапину. Не было никакого сомнения в том, что волос оставили здесь не случайно. Но зачем? Чтобы дать кому-то знать, что панель трогали?
Он открутил панель и отложил ее в сторону. Под ней он обнаружил дорогой, закаленной стали сейф с наборным замком. Это объясняло наличие волоса. Николас попытался открыть дверцу и обнаружил, что она не заперта. Сейф был пуст. Очищен убийцей Родни Куртца? Похоже, что так. И, кем бы ни являлся этот человек, было ясно: здесь работал профессионал, у которого хватило ума заметить волос и после проведенной операции оставить его на прежнем месте.
Когда Николас вернулся в гостиную, то увидел, что Танака Джин стоит на прежнем месте.
— На обеденном столе, — сказал он, — в столовой и на письменном столе в кабинете Куртца мы обнаружили волосы с женского лобка. Любопытно, не правда ли?
— Секс и смерть. Для определенного типа людей связь между этими двумя вещами очень сильна, почти непреодолима.
Прокурор обернулся.
— Определенного типа? — Он медленно кивнул, словно ища в словах Николаса некий скрытый смысл. — Представьте себе этого человека, который держит Куртца и всаживает в него лезвие, методично, раз за разом. Он, конечно, был возбужден, но мне кажется, что действовал он не в состоянии аффекта, а все хорошо продумал.
— Он убил Куртца до или после того, как забавлялся с его женой в столовой и кабинете? — спросил Николас.
Танака Джин пересчитал пятна крови, потом тяжело вздохнул.
— Все зависит от обстоятельств, не так ли?
— От каких?
— Была или не была эта женщина замешана в убийстве, — Его взгляд вновь остановился на Николасе. — Свидетели смерти Джай Куртц заявили, что она была с мужчиной. С европейцем. После того как женщину сбил черный «мерседес», ее спутник побежал за ним, и больше его никто не видел.
Именно в этот момент Николас понял, каким хорошим детективом был Танака Джин.
— Вы уверены, что это был именно черный «мерседес»?
— Абсолютно. Мы нашли его на следующее утро на стройке в Сибуйа, брошенным и обгоревшим. — Он выключил фонарь. — Кстати, медицинский эксперт определил, что Куртц был убит за десять или двенадцать часов до того, как на его жену налетел этот «мерседес».
— Вы думаете, это не был просто несчастный случай? — спросил Николас.
— В этом городе наезды не такая уж обыденная вещь, — ответил Танака Джин. — Но, возможно, в данном случае имел место именно наезд. — Он пожал плечами, контуры его худой фигуры очерчивались светом лампы. — Однако у меня уже есть рабочая версия.
Двое мужчин стояли рядом в полутьме комнаты, вдыхая едва заметные запахи секса и смерти.
— Скажите, Линнер-сан, вам о чем-нибудь говорит символ вертикального полумесяца?
Николас помедлил. Он уже встречался с этим символом. Это был Нго-мей-ют, что на одном из редких диалектов китайского языка означало «полумесяц». Это также был Джим, Обоюдоострый Меч, культовый символ посвящения. Он был элементом татуировки вьетнамского племени нанг, которую он видел на мессулете, До Дук Фудзиру, человеке, который пытался убить Микио Оками. Мессулеты были устрашающими психомагами, и древние предания утверждали, что они происходят от титанов. Говорили также, что их магия была предшественницей тау-тау.
Но Оками не имел никакого отношения к данному расследованию, и Николас не желал его ни во что впутывать. К тому же он убил До Дука на японской территории, и ему не хотелось, чтобы по этому делу было возбуждено расследование. Поэтому он сказал:
— Не знаю.
— Мне кажется, что человек, уничтоживший семейство Куртцев, чрезвычайно опасен. — Танака Джин повернул голову, и его глаза сверкнули в свете ламп. — Вы сказали бы мне, если бы этот знак действительно что-нибудь значил для вас?
Прокурор превосходно ведет допрос, подумал Николас.
— Разумеется. Мне нечего скрывать. — Но он никак не мог избавиться от кошмарного ощущения, которое, как запах склепа, навалилось на него как только он переступил порог дома Куртцев, — ему показалось, что в мир явился еще один мессулет.
Николас стоял очень близко к запятнанной кровью стене и чувствовал, что, помимо своей воли, погружается в себя, движется по направлению к кокоро. Что-то темное и необъяснимое, похожее на эхо в глубине озера, казалось, звало и тянуло его.
— Интересно. А я думал, что у человека, поклявшегося защищать кайсё, должно быть много секретов. — Прокурор пожал плечами. — Но, возможно, я ошибаюсь. В конце концов что я, правительственный служащий, могу знать о таких вещах?
Николас почувствовал, что на него напало нечто вроде приступа шизофрении. Часть его мозга охватил страх, вызванный тем, что Танака Джин знает о его отношениях с Микио Оками. Это могло оказаться опасным. Но другая его часть уже вышла за приделы времени и пространства.
Он приложил ладонь к стене. Слегка изогнутые на концах пальцы служили точками контакта, как оптоволоконный кабель служит для передачи информации. Мир покачнулся, съеживаясь в Акшаре, казалось, он удалялся от берега в сторону моря. Время сместилось, он оказался в той же комнате за день до этого и вскоре убедился, что прокурор, по крайней мере частично, оказался прав в своей гипотезе.