Вторая кожа - Страница 168

168

Кисоко подошла к серванту, на котором стояли поднос с наполовину опустошенной бутылкой шотландского виски, два бокала граненого хрусталя, и его невеселые размышления мигом улетучились.

— А куда теперь вы с Нанги-сан отправитесь? — спросил он.

— Куда-нибудь, где он мог бы как следует отдохнуть, — сказала Кисоко, разливая виски в два бокала. — Мой сын Кен уехал в Соединенные Штаты, так что здесь меня ничто не держит.

Женщина протянула Николасу один из бокалов с виски. Он не удивился, что она не стала заваривать чай. Ситуация требовала чего-нибудь покрепче. Кисоко была одета во все белое — цвет траура: шелковый костюм, перчатки, маленькая шляпка с вуалью в стиле шестидесятых, который снова вернулся в моду. В этом западном наряде она выглядела шикарно. Они чокнулись, выпили за упокой души Микио Оками, и Николас взглянул в ее печальные глаза.

— Черт возьми, — сказала женщина, швыряя пустой бокал в другой конец комнаты, — он прожил долгую и безумно интересную жизнь.

— Жаль, мне не удалось его спасти.

— Ну в каком-то смысле вы все же спасли его, во всяком случае, вернули ему его самого — ведь он любил вас, Линнер-сан, как никого не любил, включая и меня.

В ее голосе не было ревности, и, уж конечно, в нем не было зависти.

— Порой мне было страшно трудно с братом. Понимаете, все время хотелось оберегать его, потому что с самых ранних лет ему постоянно угрожала опасность. Но моя чрезмерная заботливость лишь раздражала его. Ему нравилось так жить. Он постоянно рисковал, шел навстречу опасности. Поэтому я старалась сделать все, что в моих силах, чтобы он не заметил моей заботы. — Она улыбнулась.

— С помощью тау-тау.

— Да.

— А он знал о том, что вы — тандзян?

— Понятия не имею. Мы об этом никогда не говорили. Возможно, догадывался.

— О Кшире...

— Да. Я знала, что вы с этим столкнетесь.

Кисоко отошла к серванту, постукивая по деревянному полу каблучками туфель, и обнаружила, что там не осталось ни одного бокала. Николас предложил ей свой, она с благодарностью взяла его и медленно выпила немного виски.

— Мне следует быть осторожней, — сказала она. — Кажется, алкоголизм — наследственная болезнь в нашей семье.

Женщина села в кресло, покрытое чехлом, и положила нога на ногу. Сейчас она была очень хороша — прямо хоть портрет пиши. Николас подумал, что Нанги повезло с женой.

— Все эти мрачные истории о том, как люди сходили с ума из-за Кширы...

— Я сам видел это своими глазами.

Она взглянула на него.

— Не сомневаюсь в правдивости ваших слов. Кшира — это не для всякого тандзяна. Из двух форм тау-тау Кшира гораздо более мощная. Именно поэтому мало кто ее понимает. — Кисоко решила проигнорировать собственное предостережение и залпом выпила все оставшееся виски. — Я поклонница Кширы, Линнер-сан, так что прошу верить мне, когда я утверждаю, что Кшира сводит с ума только тех, кто не в силах ее контролировать. Не отворачивайся от Кширы, и она не сделает тебе ничего плохого. Стремись изучить ее, и твои усилия вознаградятся сторицей.

Она улыбнулась Николасу загадочной улыбкой.

— Впрочем, мне кажется, вы уже и сами пришли к этому выводу.

— А как же сюкен, сочетание Акшары и Кширы, оно существует? Я слышал самые противоречивые мнения на этот счет.

Кисоко молча продолжала глядеть на него, хитро улыбаясь.

— А вы-то сами что думаете?

— Я думаю, что недостаточно знаю, чтобы делать окончательные выводы и выносить суждения.

— Ну, Линнер-сан, вы знаете гораздо больше, чем большинство тандзянов.

Она поставила стакан обратно на сервант. Николасу показалось, что женщина с сожалением взглянула на пустую бутылку из-под виски. Потом повернулась к нему:

— Ответ на ваш вопрос в вас самом.

— Что вы имеете в виду?

Не говоря ни слова, Кисоко долгим взглядом посмотрела на Николаса, и он вдруг почувствовал, что они оба готовы раскрыть свои души друг перед другом.

— Акшара и Кшира существуют не где-то, а в вас самом, Линнер-сан.

Эти слова ошеломили Николаса. Конечно же, она абсолютно права! Все это время ответ на вопрос о существовании сюкен находился в нем самом. Он и был живым доказательством сочетания двух форм тау-тау. Канзацу, его учитель, просчитался. Его самого Кшира свела с ума, и он думал, что у Линнера тоже не хватит сил справиться с этой формой тау-тау. Волна облегчения нахлынула на Николаса, и он пожалел, что рядом с ним не было Коуи, чтобы разделить его радость.

В воздухе плавали крошечные пылинки, и ему казалось, что каждая из них имела свою историю и могла бы о многом порассказать.

— Кисоко, — наконец произнес он, — вы были так добры ко мне.

— Мой брат любил вас как собственного сына, и я тоже испытываю к вам подобные чувства.

Взгляд ее глаз чем-то напоминал взгляд Коуи, странно, но Николас испытывал необъяснимое чувство покоя и уюта в ее обществе, и ему внезапно стало очень жаль, что она уезжает.

— У вас особая судьба, Николас, особое предназначение. Я чувствую это, как горячие лучи солнца на спине.

— Такая судьба, как и у моего отца.

— О нет! — воскликнула Кисоко. Казалось, она была неприятно поражена. — Совсем не такая. Ваш отец был архитектором и, как все архитекторы, мечтателем. Именно поэтому ваш отец и мой брат так быстро нашли общий язык и прекрасно ладили. Полковник мечтал о будущем, и Оками-сан — тоже. Полковник был генератором идей, а мой брат — исполнителем, он воплощал его идеи в жизнь. Однако планы вашего отца создать новую, миролюбивую и мощную Японию с самого начала были обречены на частичный провал.

168