Вторая кожа - Страница 105

105

— Нет, — согласился Николас. — По всему видно, что Мик действовал холодно и расчетливо.

— Тогда в чем же дело?

Линнер вдохнул пахнущий солью и рыбой воздух. Дождь очистил его от гари и углекислоты, и он казался сейчас почти свежим.

— Мне кажется, Леонфорте направляет нас по тому пути, по которому хочет. Какую цель он преследует на самом деле, мы можем только догадываться. — Он на мгновение задумался. — Но, возможно, вы правы. Я думал об оружии, которое он применил. Если я не ошибся и он действительно использовал ударный кинжал, то знаю, кто его для него сделал. Так что сперва мне лучше будет поинтересоваться, не приготовил ли он для нас еще каких-либо сюрпризов.

— Я не люблю люден, изображающих из себя Господа Бога. — Танака Джин отставил чашку и положил палочки на ее край. — Они неправильно понимают свое место в жизни.

Николас посмотрел на прокурора и подумал: «Танака Джин дал очень правильное определение Мику Леонфорте, но все это относится и ко мне самому».

Мик провел рукой по груди Хоннико, которая начала извиваться, как приколотая к земле змея. Ее обнаженное тело блестело от ароматического масла и было связано в запястьях, лодыжках и бедрах, глаза завязаны шелковым шарфом, два других охватывали ее тело выше и ниже грудей, они торчали, как спелые фрукты на рынке. По маленькому круглому окошку барабанил дождь. Диван, на котором они были распростерты, поскрипывал в такт их движениям. Мик вдыхал тепло тела женщины как курящийся ладан.

Хоннико пробежала кончиком языка по темно-синей татуировке на тыльной стороне запястья своего партнера. Рисунок был сделан настолько грубо, что бамбуковые иглы оставили на коже рубцы, наверное, для того, чтобы было легче опознать владельца татуировки.

— Таких людей, как я, обычно не понимают, — сказал Мик, скользя по покрывающему ее тело маслу и их собственным выделениям. — Энтузиазм пугает общество, а общество всегда первым делом старается защитить себя. — Его рука нашла ее сосок, набухший и эластичный. — Даже если это общество становится уже бесполезным.

Хоннико чувствовала его внутри себя, легко переходящего из одного отверстия в другое. Она привыкла к речам своего партнера и воспринимала его философию как некие магические формулы. Так, по ее представлению, могли бы говорить Аполлон или Дионис, когда-то, в древние времена. Это входило в ритуал — а у него была привычка превращать в ритуал все — и приводило ее в экстаз.

* * *

— Я исследователь жизни, какими были Юлий Цезарь, Наполеон и Ницше. Их боялись, как и меня, а если не боялись, то презирали. — Мик взглянул в окошко квартиры, расположенной в жилом блоке Модульной башни Номгаи. — Это были настоящие герои. Они знали, для чего живут, и непреклонно шли к своей цели, поэтому их и боялись. Но им это было глубоко безразлично. — Дождь хлестал по стеклу, и городской пейзаж, казалось, стекал по нему, как глазировка по тающему торту. — Более всего их заботило то, как избавиться от благоговейного страха перед тем, что поднималось внутри них самих. — Взгляд Мика упал на новый красавец небоскреб, который стоял настолько близко, что за одним из его окон можно было различить движения знакомой фигуры. — Героям всегда приходится не только пренебрегать традициями, но и самими богами внутри себя. — Движущаяся фигура теперь была освещена лампой, и Мик мог видеть лицо женщины — лицо Коуи. Вот она подняла руки над головой и выскользнула из своей сорочки. — Как же этого можно достичь? — сказал он, взглянул на обнаженную грудь Коуи и вошел в Хоннико так грубо и глубоко, что заставил ее закричать. — Король Вишвамитра много столетий тому назад сказал, что силу и стойкость для того, чтобы построить новый рай, можно взять только из глубин твоего собственного ада.

Это ведь все равно, что утонуть, говорила ему Веспер, и была права. Лью лежал, закрыв глаза, спина болела от удара о край стола, ощущение было такое, будто его вот-вот схватит сердечный приступ, он чувствовал, что невероятно устал. Веспер каким-то образом добилась этого, но как? Он слышал, что такое состояние бывает у людей, которые тонули, погрузившись на большую глубину, где даже в сравнительно теплых морях достаточно холодно, чтобы замерзнуть. Состояние, близкое к смерти, воздуха в легких почти не остается, все тело охватывает такая же странная усталость, которая тянет человека куда-то в темноту.

Кроукер, до которого испуганные голоса посетителей ресторана доносились как будто из-за толстой бетонной стены, имел весьма слабое представление о творящейся вокруг панике, потому что Веспер использовала свой дар, отточенный Оками, чтобы приглушить его чувства и создать видимость того, что он мертв. Пульс был замедлен, сердце билось еле-еле. Как же все-таки она это сделала?

Его положили на носилки, и вскоре яркий солнечный свет, проникающий сквозь закрытые веки, сменился тьмой кузова частной машины «скорой помощи», которую они арендовали. Завыли сирены, и машина отъехала.

— Как он там?

Детектив узнал голос Рико Лаймона — специалиста по кинематографическим трюкам, которого Веспер наняла через АМО, члены которого сейчас выступали под видом сотрудников ФБР, взявших на себя расследование обстоятельств «смерти» Кроукера. «Ладно, — подумал Лью, — пора с этим кончать».

— А что это у него с рукой? Никогда не видел ничего подобного, — сказал врач.

Кроукер попытался рассмеяться, но не смог. Этот врач больше интересуется его биомеханической рукой, чем синяками, которые он получил при ударе пуль о кевларовый жилет.

— Как она работает?

105